Метели, декабрь - Страница 75

Когда показалась невдалеке Березовка, Ганна попросила остановиться. Сказала, пойдет дальше пешком.

— Подвезу еще, — буркнул он.

— Не надо.

Он остановил лошадь.

Она не сразу сошла. Сидела еще, уткнувшись в воротник, думала. Потом вскинула голову, отважно посмотрела в упор в глаза. Осмелилась на то, что угнетало ее и что боялась открыть. Что будет, то будет! Пусть знает!

— Ты чего? — удивился он.

— Вот думаю. Виновата я перед тобой… Виновата. Очень. Не сказала тебе, что нужно.

— Что?

— Кто был мой муж.

— Кто он?

— Евхим. Глушак Евхим. С Куреней.

— Евхим Глушак?

Она видела, лицо Башлыкова тут же сделалось серым. Но вместе с тем Башлыков глядел на нее, точно еще не веря, будто ждал, что вот-вот скажет — пошутила.

— Вы развелись? — спросил, точно искал просвета.

Беспощадная к себе, ответила:

— Доля нас развела.

Она спрыгнула с возка. Собиралась уже идти, но постояла, повернулась к нему. Какой-то миг смотрела на него, точно ожидала чего-то, а чего, и сама не знала. Что-то взметнулось в ней. Быстро, порывисто подошла к нему.

— Вот и все! — сказала решительно, жестко. Обняла, поцеловала. Отдала поцелую, казалось, всю себя.

И с той же решительностью оторвалась. Пошла от него. Ясно понимая, что уходит навсегда. Что все кончилось.

Едва начавшись.

На этом обрывается роман Ивана Павловича Мележа.

Далее публикуются наброски, эскизы, которые остались в архиве писателя.

Наброски, планы, записи неоконченных глав романа

Писать — сразу же — самое главное, важное, коллективизацию…

Роман должен быть динамичным. Действие, действие, действие. Смены, смены. Все ломается. Поворот за поворотом.

Драматизировать события как можно. Напряжение необходимо!.. Драматичное время. Полная драм жизнь!

Показать через личное «страсть эпохи».

Философия поведения героев того времени. Философия взглядов автора. И не бояться.

С этого начинается работа над романом «Метели, декабрь». Новый подход, новое ощущение материала и самого себя как писателя.

Пишу не потому, что задумал цикл и надо продолжать, а потому, что это созрело во мне и я могу что-то сказать и совсем новое…

Закончил Иван Павлович опубликованные главы романа, помните, нежданной и для обоих желанной встречей Ганны и Башлыкова, ночной поездкой в райкомовском возке — ночью, которая обещала им счастье надолго. А расставаясь, Ганна неожиданно говорит Башлыкову то, что — знает загодя — перечеркнет и эту ночь, и саму возможность подобных встреч в будущем. Она открывает, кто был ее муж.

Затем Ивану Павловичу представлялось так.

Далее: Башл[ыков] возвращается. Дома [в РК] искали с вечера, телеграмма в Минск. Звонили. Звонит: поехали уже.

Сразу собирается.

В дороге — ошеломленный — о Ганне. Ошеломлен собою: такое учинил. Как легкомысленный малец.

Временами: подшутила, может, она?

Не кулачка ли? Кулачка не кулачка, а лучше подальше…

Трусость. Какой пример он подает? Что будут думать о нем?

Пятно. Надо рвать. Хорошо — в самом начале. Никто не знает…

…Скверно: в рабочее время. В такой момент бросил работу. Личным занялся. Чем? Как затмение нашло. Захватило. Любовь. Любовь ли? Может быть, и любовь, да еще такая? А кто же знал?

Б[ашлыков], едучи в Минск, рассуждает логично и здраво.

О Ганне. Кто она? Как с ней? Не ошибся — не простая штучка. Случайно там, в школе. Далеко и высоко лететь. А вот сидит — техничкой.

Как она связалась с тем? Такая умница, крестьянка. Что толкнуло? Мать?

Как он несерьезно с ней? Не разузнав. Кто же знал такое? Сам же осудил Бориса. Неудобно было: как грубо добивался ласки ее. Стыдно стало. Словно гомельский кавалер с улицы. Что она думает о нем! Она — такая деликатная, нежная. Дала ему урок пристойности.

Омерзительно чувствовал себя. Поражало — не впервые: как он, так высоко взлетевший, мог так низко упасть. Пережитки или что — гомельские, былые. Привычки живучие. Скотские…

О ней: ум какой. Вот тебе и деревенская девка. Чем она привлекает? Откуда такая сила! Смогла же сломить долю. Ошиблась и смогла — такого зверя покинуть.

Не по себе: вот какова жизнь. С одной стороны та, с другой он. Два мира.

Писателю виделась и такая сцена:

Когда Ганна входит в кабинет.

Принимает. Достойно держится. Стремится не показывать слабости своей.

— Как ты это, за него?

— А как ты? Со мной?

Замолчал.

— Да…

Подобрела.

— Момент! А на всю жизнь. — Горечь в голосе. — Вся жизнь — моменты. Только другие — ничего особого, а один бывает на всю жизнь. Все калечит.

— Да… Но вырвалась же?

— Вырвалась. Дальше б вырваться куда.

— Заходит? Угрожает?

— Ну, конечно, не без того. Только я не такая. Не шибко боязливая.

— Такая смелая?

— Ну не такая, а все ж.

В Минске. В комнате еще двое и секретарь. Башл[ыков] — опоздал на день. Просит у него: постановление ЦК о темпах. Прочитал.

Чувствует облегчение. Есть время. Запас времени. Собраться с силами. Секретарь также думает.

Но все выступают: перекрыть темпы. До весны.

Секретарь — его сосед — выступает: до весны.

Башл[ыков] думает: почему так? Трусость? Он не трус. Он не хочет быть трусом, тем более что борьба. Не хочет, чтоб думали так о нем — трус, устраняется.